26 апреля отмечается Международный день памяти о чернобыльской катастрофе
Прошло почти сорок лет, а память хранит события восьмидесятых прошлого столетия. Экологическая катастрофа, случившаяся в результате аварии на Чернобыльской АЭС, повлияла на жизнь не одного поколения людей. Самое страшное, что отголоски того события и по сей день вносят коррективы в состояние здоровья человечества, начиная от момента рождения и сопровождая непредсказуемыми проявлениями на протяжении всей жизни.
Последствия чернобыльской трагедии до сих пор дают о себе знать. И неизвестно, сколько еще набатом в сердцах людей будут звучать истории тех лет.
О своих воспоминаниях и о том, как оказался в тридцатикилометровой зоне отчуждения корреспонденту газеты рассказал и майор милиции в запасе Владимир Мачульский:
– Это был август 1987 года, когда нас доставили в Наровлянский район Гомельской области. По обыкновению пришла разнарядка на наш отдел, и мы с моим другом Александром Сикорским поехали в УВД Миноблисполкома, где формировался сводный отряд. В Минске переночевали в спортивном зале, а утром всех посадили в автобус и отправили по назначению до деревни Тешково, где поселили в местной школе.
Прибывших распределили на посты общественного порядка, где несли вахту по двенадцать часов. Мы с Сашей были в самом последнем вагончике возле деревни Довляды. Там теперь территория Полесского радиационно-экологического заповедника. Наш позывной был «Алупка-4». Рядом был шлагбаум, а за ним – территория Украины: указатель на город Овруч и брусчатая дорога.
Стоим, к нам никто не едет, не считая редких визитов военных со стороны Украины. Бывало, наведывались те, кто возвращался из десяти- и пятикилометровых зон. Они там находились короткие промежутки времени, потому что уровень радиации зашкаливал. Вот они и мотались туда-сюда на бронетранспортерах. А мы стояли в тридцати километрах от Чернобыля и пропускали их через шлагбаум. У них еще и с сигаретами было плохое снабжение, так что иногда мы их угощали. Помню, старшина у них был по фамилии Зарембо. Вот остановятся, поговорим, обменяемся информацией.
Вокруг все было очень красиво и внешне спокойно. Сады изобиловали яблоками, но есть их было нельзя. В водоемах кишела рыба, а ловить ее категорически запрещалось. Все было смертельно заражено. Если бы кто-то знал, как это угнетало психику.
Владимир Мачульский
Помню, дни стояли очень теплые, а по ночам уже и холодно было. Но что характерно, так это давящая тишина. Мало кто понимал до конца, что происходит. О реальном положении вещей никто не говорил. Дозиметры то у нас были, но старые. Пищит и пищит себе. А военные говорили нам конкретно: «Ребята, видите вон там флажок? Там низкое место, куда оседает радиация. Ни в коем случае не ходите туда». У них-то были хорошие приборы.
Однажды пропускали комбайн и ЗИЛ. Они следовали на какое-то поле, чтобы скосить урожай для экспериментов. Видимо, уже работала наука в направлении «что делать дальше».
От нашего последнего поста напрямую лесом до реактора было всего лишь семь с половиной километров. Иногда мы видели, как взлетает вертолет гидрометцентра. Эти же парни и говорили, что это происходит тогда, когда из-под саркофага идет очередной мощный выброс. Так вот большой поднимался, а маленький садился. Из него появлялась женщина в защитной экипировке и очень быстро забирала контрольный фильтр на пробы. Военные нам рекомендовали в это время хотя бы в вагончик уходить, не оставаться на воздухе.
Мы все это, конечно же, ощущали на себе. Продежуришь 12 часов (а забирали нас последних), приедешь в школу на сутки и ощущаешь: привкус железа во рту и голова тяжелая. Отдохнешь – и назад.
Сидели в вагончике, на стене два гвоздя для бушлатов и все. Были еще шашки и шахматы. Это потом мы себе стулья дополнительные поставили.
И еще такой факт. Если засунешь руку в карман, а там голые мыши, значит, был выброс, который очень благодатно влиял на размножение грызунов. Их просто кишмя кишело. Маленькие полевые мышки бегали день-два, затем пропадали, потом снова. Это уже, считай, как год прошел, и никто их ничем не травил. Мы их приноровились мышеловкой ловить и скармливать лисице, которая к нам привыкла и приходила за едой. А еще на эту добычу слетались орлы, совы. Бывает, сидели по двадцать-тридцать штук на старых линиях.
По населенным пунктам бегали кони, свиньи и другие домашние животные, оставшиеся без хозяев. Дома брошенные были добротные. В некоторых мебели не было, а в иных все пооставалось. Людей стремительно эвакуировали. В некоторых поселках такие новенькие школы с самым на то время современным оборудованием и мебелью пустые стояли. Жуть. И никто больше там никогда не учился. Это колоссальные денежные потери.
Так мы пробыли там месяц. Приходилось и на ферме помогать по просьбе местных властей. Есть даже грамота Наровлянского райкома ВЛКСМ за содействие на сельхозработах. Я тогда еще сержантом был.
Вода была ужасная. Но в баню ходили. Пили и употребляли в быту минеральную «Вярскую». Потом еще долго не могли на нее смотреть. Хочу сказать, что судорожного страха и паники у нас не было. Но на здоровье пребывание в данной зоне отразилось. Особенно пострадали суставы и кости.
Слушая подобные истории, хочется громко кричать о том, как важно беречь наш хрупкий мир и выверять каждый шаг. Ответственность за судьбу человечества – в руках нас самих. Не допустить варварского отношения к будущему тысячей поколений людей – обязанность каждого, живущего на земле сегодня.
Екатерина КОРОЛЬ,
фото автора
